Лучший возраст для смерти - Страница 100

100

Вдоль тротуаров, на подъездных дорожках на приспущенных шинах стояли пыльные машины, которым уже не суждено было тронуться с места – Грег распорядился слить из баков топливо и его слили буквально за пару дней. Приказы Грега теперь исполнялись беспрекословно, охотников проверить, хватит ли у него духу снести голову еще кому-нибудь, не находилось.

Ханна свернула с проездной аллеи на Мэйн-стрит, проехала мимо церкви, стоящей с распахнутыми дверями, и почему-то вспомнила Коротышку, кричащего в лицо Васко: «Нет никакого Бога, бро, потому что, если бы он был, он бы не допустил такого».

Ханна, не долго думая, затормозила и свернула к старому деревянному зданию. Маунт-хилл стоял в этих местах задолго до постройки военной базы, это военную базу пристроили к городку, а не наоборот, и в центре города было полно домов, возведенных еще в конце XIX века. Здешнюю церковь построили до войны Севера и Юга, она дважды горела, но горожане поднимали ее из пепла…

В общем, кроме теннисного клуба, полей для гольфа и закрытого бассейна, построенного на средства Минобороны, церковь была единственной достопримечательностью этих мест. Причины навещать храм у Ханны не было, но все же она поставила велосипед у фонарного столба, зашла вовнутрь и села на скамью у входа.

Ветер уже несколько недель закидывал листьями проход, ведущий к кафедре, и теперь гонял их по полу с тихим шуршанием. По углам, скрываясь от дневного света, утробно урчали голуби, на потолочных балках восседали раскормленные вороны и Ханне не хотелось даже думать о том, на чем они разжирели.

Раньше тут пахло деревом, свечами и свежей краской со стен, теперь же – птичьим пометом, влажной листвой и запустением и, если бы Ханна искала тут Бога, то сразу бы поняла, что он это место покинул.

Тут не было спокойствия и покоя, только одиночество и тлен.

Ханне стало неуютно и она вышла на улицу, под солнечные лучи. У края дороги стоял мотоцикл Грега, а сам он сидел на скамейке под раздвоенным дубом, ровесником Вайсвилля, и кормил арахисом из пакетика двух рыже-серых белок.

– Завалялось в рюкзаке, – пояснил он. – Смотри, как лопают!

Выражение лица у него было совершенно детское, восторженное, словно у пятилетнего мальчишки, впервые увидевшего в цирке слона. Белки брали орешки прямо с ладони Стаховски и тут же убегали, чтобы спрятать неожиданно свалившееся с неба сокровище в дупло.

Глядя на Грега было невозможно не улыбнуться, и Ханна улыбнулась.

– Что ты хотел? – спросила она.

– Спросить тебя, не передумала ли ты?

– Я не передумала.

– Хочешь покормить? – он протянул ей пакет с орешками.

Ханна заколебалась, но взяла арахис и присела рядом.

Белки мгновенно переместились поближе к ней.

– Что ты хочешь мне доказать, Белль?

– Я ничего никому не доказываю. Просто я хочу уехать, чтобы не видеть, как ты из человека превращаешься в вождя.

Он вздохнул.

– С самого первого дня, Белль, я делаю не то, что хочу, а то, что должен.

– Это уже не ты, Грег, – сказала она, сминая в ладони пустой пакетик. – Этого человека я не знаю. Прости.

– Послушай, я все понимаю, но уезжать-то не обязательно? Вайсвилль сейчас самое безопасное место на тысячу миль в округе. Куда ты собралась? Зачем тебе Парк? Там, наверное, никого в живых не осталось…

– Вот я и проверю. Я обещала за ними вернуться и я вернусь.

– Бред, – в голосе его прозвучал металл.

– Мы привели в город 800 человек, Вайсвилль выживет. Там осталось не меньше трех сотен и они не жильцы, если их не организовать. Если у меня не получится, я приведу их к тебе.

– Двести миль, Белль…

– Хоть тысяча, – ответила она. – Ты же сам говорил. Я многому у тебя научилась, спасибо.

– Ты не успеешь вернуться до марта.

– Не знаю.

– До марта – это навсегда. Для нас, – просто сказал он. – Целая жизнь и до самого конца. У тебя не получится по-доброму, Белль. Тяжелые времена требуют других решений. Тяжелых решений…

Белки сообразили, что еды больше не будет, и запрыгали прочь, мгновенно позабыв о кормильцах.

– Скажи, Грег, обязательно было убивать Тони и Дану?

Он посмотрел ей в глаза. Ни сожаления, ни сомнений, если не считать промелькнувшей в глубине глаз тени – они на миг потемнели, словно ворон взмахнул крылом – и стали прежними.

– Да, обязательно.

– А арестовать их тебе в голову не пришло? Связать? Посадить в какой-нибудь сарай? Попробовать переубедить? Отправить за ворота, в конце концов!?

Грег покачал головой.

– Я принял самое правильное решение.

– Ты принял самое простое решение. Для того, чтобы укрепить свою пошатнувшуюся власть, ты убил двоих наших друзей.

– Бывших друзей, – сказал Грег жестко. – Белль, послушай меня, просто послушай. Все, что сейчас кажется нам неправильным или плохим, через пару лет будет считаться гуманизмом. Все, чего ты и я вместе с тобой пытаемся избежать. И роды в тринадцать, и убийство за кусок хлеба или десяток патронов. Будет много крови, будут примитивные жестокие законы, колдуны, шаманы и разная другая хрень, которую и придумать-то трудно. Когда старшие из наших начнут уходить – они уже уходят, некому будет рассказывать детям, что такое зло и добро. Сейчас надо успеть заложить в малышей хоть какие-то принципы, чтобы передавать их из поколения в поколение. У нас нет времени воспитывать глупых и тщеславных. У нас нет времени, чтобы развивать демократию – ее все равно не будет, будет право сильного, закон револьвера. У меня в запасе пять месяцев, у тебя чуть больше года – это чертовски мало, чтобы создать правила для нового мира, но большего у нас нет. Нам нужно придумать религию, чтобы наши потомки не перерезали друг друга. Нам нужно придумать правила, чтобы власть передавалась не самому агрессивному, а самому умному, не по линии крови, а по интеллекту и способностям. И я, черт побери, не знаю, как правильно это сделать и как успеть. Но я знаю одно… Каждый, кто сейчас станет у меня на пути…

100