Лучший возраст для смерти - Страница 23

К оглавлению

Метрах в десяти он наконец-то узнал Белку.

– А… Это ты, Белка?

– Я, я, Том…

– Кто с тобой?

– Его зовут Книжник. Я за него ручаюсь?

– Парковый?

– Бывший, – сказала Белка, и Книжник наконец-то опустил руки. – Как и я…

Фармер убрал ружье в кобуру.

– И сейчас ты скажешь мне, что тебе нужен ночлег? – он склонился к луке седла.

– Угадал, Том.

– И что ты со своим дружком голодна?

– Снова угадал.

– Иногда я жалею, что сразу не послал тебя к Беспощадному, – ухмыльнулся фармер. – Ты всегда приходишь не вовремя…

Он явно хотел выглядеть крутым челом, а был обычным усталым фармером, проведшим весь день под безжалостным солнцем Пустошей, и ему хотелось домой.

– Что поделать, Том? – отозвалась Белка с той же интонацией. – В наше время гости – всегда не вовремя. Пора к этому привыкнуть.

– Значит, придется пригласить вас в дом… Скажи мне честно, Белка, за тобой идут?

– Да, Том.

– Их много?

Она покачала головой.

– Не знаю. Думаю, что не менее двух дюжин. Нескольких мы убили, но это их не остановило.

Том спешился, перебросил поводья через голову лошади. Тим видел, что фармер думает, как ему поступить.

– Кто за тобой идет, Белка? Нога, Бегун, Облом и Свин?

– Нога уже никогда никому плохого не сделает…

– Будь сыт, Беспощадный… – он приложил два пальца левой руки (указательный и средний) ко лбу. В Парке никогда так не делали. И не говорили. – Твоя работа?

Белка кивнула.

– Они далеко? – спросил фармер. – Как сильно ты оторвалась?

– День пути. Это самое малое. Им нужно обойти Болота, а мы переплыли их на лодке.

– Завтра утром ни тебя, ни его не должно быть в моем доме, – сказал Том серьезно. – Эва снова беременна, а они хотят твоей крови. Мне не нужны неприятности.

– Живи вечно, Том. Спасибо. Утром мы уйдем.

– Заходите, – буркнул он и зашагал к воротам, которые начали медленно распахиваться при его приближении. – Только аккуратнее, я посмотрю, привязала ли Эва Клыка.

* * *

Дорога в обход Болота всегда была не сахар.

Каждый раз, выходя на набег, Бегун знал, что на отрезке пути до Сити хоть кого-то да потеряет.

Это была обязательная жертва, словно Беспощадный собирал дань за проход к Пустошам.

После того, как мина в доме Белки прикончила Грустного, Бегун подумывал, что в этот раз их пронесет, но не пронесло.

Солнце уже спряталось за горизонт, пора было останавливать отряд на привал и Облом начал высматривать место для стоянки. Охотники порядком подустали, а наутро предстоял еще один переход.

Бегун почувствовал, как начинают гудеть ноги и внутри походных ботинок словно угли разгораются – так пекло стопы.

Место было знакомое. За невысоким кустарником должна была открыться поляна, обширная, поросшая низкой цепкой травой. На ней и надо останавливаться: достаточно далеко от Болота и достаточно далеко от леса, откуда тоже можно было ждать неприятностей.

Охотники шли впереди и сзади Вождей, и когда Кыш споткнулся, он буквально упал Бегуну под ноги. Упал ничком, сразу же вскочил, опираясь на колено, и снова упал, на этот раз на бок. Бегун рассмотрел выражение безграничного удивления на его круглом лице.

Рядом с упавшим сразу оказались несколько челов, подхватили его под руки…

– Стоять! – приказал челам Облом из-за плеча Бегуна. – Кыш, посмотри на меня! Кыш! Прошу, посмотри!

Кыш поднял на вождя взгляд, по-прежнему непонимающий, растерянный, и Бегун увидел, как едва заметно течет его лицо. Казалось, что круглая румяная физиономия Кыша не состоит из плоти, а вылеплена из воска, тающего в потоке горячего воздуха, оплывающего, теряющего форму.

– О, черт! – выдохнул Облом, шагнув вперед. Голос у него задрожал.

Можно было ругаться, можно было молиться, но помочь Кышу было невозможно. Когда за человеком приходит Беспощадный, ему ничем нельзя помочь. Разве что пристрелить.

– Это все, бро? – спросил Кыш у Облома заплетающимся языком. – Это он?

Облом кивнул.

Кыш был ему не чужой. У них была одна мать.

Пока охотники несли Кыша к месту привала, Облом шел рядом и держал брата за руку. Лицо у него было растерянное. Он явно не знал, как себя вести. Вождь должен быть крут, он не должен ни сочувствовать, не переживать. Он – Вождь, остальные должны слушаться и служить ему! Но даже не знавший жалости Облом почувствовал нечто похожее на грусть и страх.

Пришедший за его старшим братом заглянул к нему в душу (если это, конечно, была душа) своим мертвенным, равнодушным взглядом и дохнул в лицо ледяным, колким предчувствием смерти.

Охотники тоже притихли.

Приход Беспощадного пугал челов, напоминая, что завтра, послезавтра или через неделю…

А может, через месяц или через минуту…

Пугала не смерть от болезни, ранения, ножа соплеменника или пули вождя, не гибель на охоте – к такому челы привыкали с первых дней жизни и были готовы встретить в любой момент.

Пугал именно Беспощадный – совершенно предсказуемый и неизбежный.

К нему невозможно было привыкнуть, потому что он каждый миг напоминал о себе – погребальными кострами, мертвыми телами в заброшенных домах, трупами в болотах, разваленными городами, заросшими шоссе, язвами разрушенных заводов. Мир вокруг был напоминанием о его могуществе. Это был его мир, люди всего лишь служили пищей всесильному. Как выпущенная из лука стрела всегда найдет куда вонзиться, так Беспощадный приходит к челу или герле в тот момент, когда те еще полны сил и жизни, чтобы выпить их до дна.