Девушка вела малолитражку осторожно, объезжая множество препятствий, оказавшихся на пути, но, к счастью, пятирядная дорога давала нужную свободу маневра и Ханна, хотя и медленно, но неуклонно двигалась в нужном направлении. До начала сумерек она проехала тридцать пять миль. Целых тридцать пять! Расстояние смешное, если не знать, сколько препятствий надо было обогнуть, чтобы преодолеть эти мили.
Ехать в темноте с включенными фарами Ханна не решилась – а вдруг кто увидит? – ночевать в очередной рест-эрии тоже – мало ли кто в гости забредет? – поэтому, приткнувшись к брошенным машинам у выезда 93, провалилась в недолгий беспокойный сон, зажав в руке рифленую пистолетную рукоять.
С первыми лучами рассвета она продолжила путь.
Некоторые выезды с шоссе были свободны, на некоторых машины громоздились одна на одну в узком шолдере, перегораживая все дорожное полотно от ограждения до ограждения: не то, что на машине – и на скутере не протиснешься.
На уходившем за горизонт хайвэе попадались перевернувшиеся грузовики, стоящие поперек фургоны, легковушки замерли на обочинах, словно яркие мертвые жуки. Пейзаж казался поразительно странным.
Невозможно было поверить, что еще неделю назад по этому шоссе неслись сотни тысяч машин, мигали надписями громадные информационные щиты, рест-эрии были заполнены людьми, огромные паркинги не успевали принимать бусы и траки. Мотели приветливо мигали неоновыми рекламами, светились в темноте газ-стейшн и рассекали тьму тысячи, тысячи и тысячи мощных фар.
Все замерло – из мира вынули батарейки.
Ханна медленно проехала мимо школьного буса, воткнувшегося в разделитель. Двери его были открыты, внутри никого, но что-то похожее на скомканные тряпки грудой лежало на руле. Высохшая, похожая на корявую ветку лапка свисала с отполированных детскими ногами ступеней. Она быстро отвела взгляд в сторону.
Не смотреть, не плакать, не оборачиваться. Это всего двести миль, из которых пройдено почти сорок. Это – ерунда.
Но мертвецы были везде – в автомобилях, на обочинах, в придорожных ресторанах и мотелях. Куда не посмотришь. Отворачиваться бессмысленно: они часть пейзажа, можно только закрыть глаза и двигаться дальше. Вот только закрывать глаза нельзя. Не получится.
Два раза за второй день пути Ханна видела пожары – один раз слева, другой – справа от шоссе. Дым уходил в небо клубящимися столбами, что горело, было не разглядеть.
Один раз дорогу перед машиной перебежали дети. Группа малышей – самому старшему не было и десяти – пересекли шоссе так быстро, словно за ними гнались. Ханна принялась сигналить, но малыши только припустили побыстрее. Может, за ними действительно гнались, девушка не стала проверять.
У следующего толла ей пришлось поменять машину, пересечь ворота оказалось невозможно. Заградительные барьеры на большинстве проездов были подняты, а там, где коридоры остались свободны, громоздились завалы из автомобилей и грузовиков.
Зато на другой стороне хайвэя нашелся небольшой «Поло» с почти полным баком и высохшим покойником за рулем. Ханна вытащила мертвеца из машины, дрожа от омерзения и стиснув челюсти до боли, чтобы не причитать от страха и брезгливости.
Сначала она хотела похоронить умершего, но передумала, оставила его там, где положила сначала – рядышком с разделительным барьером. Хоронить одного мертвого там, где миллионы лежат неупокоенными, было бы глупо. К тому же она и помыслить не могла, чтобы снова дотронуться до тела.
Почти час ушел на то, чтобы проветрить машину и перетащить в нее немудреный скарб и воду да заставить себя не вспоминать, что она только что убрала с переднего сиденья.
Ханна села за руль, едва сдерживая дрожь омерзения, но врывающийся в раскрытое окно горячий воздух привел ее в чувство, запах раскаленного бетона и тянущихся по обе стороны от шоссе высохших полей заглушал сладковатый дух разложения. При первой же возможности она свернула в разворот, чтобы сменить сторону движения по хайвэю, тем более что правая часть шоссе была замусорена гораздо меньше, чем левая, и оказалась в Вильбурне, о чем сообщала табличка на въезде.
Вильбурн. 6000 жителей.
Безлюдный городок – маленький, зеленый, вымерший. Те же мертвые тела на улицах, в стоящих машинах, в стекляшке-закусочной «Магриб»…
Магазин со сломанными дверями, выбитые витрины, остов сгоревшего грузовичка. Светофоры, работающие от солнечных батарей, по-прежнему включали-выключали сигналы, регулируя несуществующее движение.
Машинка Ханны медленно катилась по мягкому от жары асфальту медленно-медленно, словно катафалк на похоронной церемонии, и она, парализованная открывшейся перед ней картиной, не давила на газ.
Мимо нее, не обращая на машину никакого внимания, с лаем промчался рыжий коккер-спаниель – из никуда в никуда.
Брошенные тележки из супермаркета на дороге, рассыпанные продукты.
В раскрытое окно машины ворвалась музыка – лихой разудалый рэп. На зеленой траве у небольшого дома по правую руку лежал труп темнокожего мальчишки лет шестнадцати, стоящий рядом с телом бум-бокс сотрясал воздух рваным ритмом. Ханна видела лицо мертвеца, еще не успевшее раздуться от жары и разложения. Висок был вмят вовнутрь черепной коробки, глаз вывалился из глазницы и почти касался травы.
Ханна рефлекторно прибавила скорость, и вовремя – со стороны бэк-ярда на лужайку выскочили несколько подростков, вооруженных битами и железными прутами, а у одного в руках было охотничье ружье. Остановились, вперились глазами в проезжающий мимо автомобильчик…