Держа оружие наготове, она двинулась от «Лексуса» к основному зданию молла.
Несколько машин, стоявших ближе к магазину, зачем-то расстреляли – их изрешеченные кузова на спущенных покрышках стояли в нескольких ярдах от остатков шлагбаума. Ханна пыталась вспомнить, слышала ли она сквозь сон стрельбу, и не могла – ее ночное беспамятство было глубоким, как смерть и таким же опасным. После спиртного она чувствовала себя ужасно, но ощущение, что она вот-вот рухнет в безумие, исчезло – словно эти полбутылки виски заставили разжаться мощную пружину в ее груди, которую каждый прожитый в этом мире день взводил все сильнее и сильнее.
Если бы еще не так сильно болела голова!
Она переступила порог двери, ведущей на первый этаж торгового центра.
Тут отчетливо пахло пожарищем, сверху по эскалаторам скатывался удивительно густой белесый дым. Никого.
Битое стекло, разгромленные магазины, перевернутые бочки с кофе. Несколько тел умерших взрослых – к ним Ханна начала привыкать, как деталям пейзажа. Сброшенный на пол кофейный автомат типа «ретро», который выглядел так, будто по нему проехал поезд.
Здесь стая тоже погуляла вволю.
Можно было возвращаться назад и уезжать.
В деликатесной лавке Ханна нашла запечатанные в вакуумную упаковку мясные нарезки, бруски твердого сыра, несколько вяленых итальянских колбас. Стая не искала здесь еду, потому что паштеты и мраморные стейки в отключенных холодильниках испортились и воняли так, что Ханну, несмотря на мокрый платок, которым она прикрывала рот и нос, все-таки вырвало на входе. Зато припасы пополнились хорошими продуктами, которым жара была не страшна.
На полках «Радиошека» Ханна разжилась батарейками и еще одним диодным фонарем, в корзине у кассы валялись уцененные диски, разная мелочь вроде средств для чистки компьютерных экранов, бесполезных теперь флешек и универсальных зарядок, которыми теперь было нечего и незачем заряжать.
Ханна пошла вглубь – искала генератор, такой, как стоял у них в подвале дома, на случай неполадок в электросети, но не нашла. Ходьбою она укротила утренний страх, а после рвоты и еще литра выпитой воды ей полегчало и с похмельем.
Пора было убираться отсюда, проехать последние пятьдесят миль и оказаться дома. Хотя какой может быть дом без мамы, папы и брата, Ханна не понимала. Но там ждет ее Грег, и можно будет не волноваться о том, что по дорогам носятся взбесившиеся сверстники на джипах, мотоциклах и с оружием.
К выходу! К выходу!
По пути попался небольшой «РайдЭйд» со взломанным хранилищем рецептурных препаратов – искали наркотики и, как видно, нашли, – судя по опрокинутым стойкам и разбитым прилавкам фармацевтов, но Ханна все же подобрала несколько банок аспирина, упаковку «Тайленола», перевязочные пакеты и – о, чудо! – большую нетронутую упаковку прокладок, которые должны были стать для нее спасением в ближайшие несколько дней.
Толкая перед собой загруженную тележку, Ханна завершила круг по первому этажу и вышла в вестибюль, с которого начала свой поход по моллу. Тут стало совсем дымно, но ветер выносил вонючие серые клочья через выбитые пулями окна и оставлял возможность видеть и дышать.
Вышла и замерла.
Возле эскалатора лежало тело.
Не высохшая мумия, высосанная болезнью, а тело убитого человека.
Когда Ханна входила в молл, этого тела не было. Она внимательно огляделась перед тем, как пройти вовнутрь.
Ханна отпустила тележку и сжала рукоять пистолета так, будто бы от силы ее рук зависела жизнь.
Шаг, еще шаг, еще… Ладони стали мокрыми, оружие неподъемным.
Мертвец дымился.
Ханна уже могла рассмотреть опаленную до мяса кожу, остатки одежды, вплавившиеся в плоть, и обгорелые остатки волос… Это была девушка.
Ханна сделала несколько быстрых шагов, разыскивая стволом возможную цель, и остановилась над трупом.
Трещал и ухал разгорающийся на втором этаже пожар, орало воронье снаружи… Никого.
Ханна наклонилась над мертвой и осторожно перевернула ее на спину, стараясь касаться остатков куртки, а не тела, и в тот момент, как труп оказался лицом к ней, она поняла, что это не труп, а обгорелая, но все еще живая девушка, держит ее за руку железной хваткой.
Ханна заорала так, как еще никогда в жизни не орала, рванулась прочь и, отлетев на пару ярдов, упала, больно ударившись задом о пол. Ей и в голову не пришло воспользоваться пистолетом: она сидела посреди вестибюля с оружием в руках, не в силах укротить дыхание, а сердце, ошалев от страха, пыталось выбраться из груди через горло.
Девушка смотрела на Ханну единственным уцелевшим глазом (он был пронзительно голубой на красном фоне обнаженной плоти) и что-то говорила, приоткрывая щель рта. Пыталась сказать. Хрипела.
Медленно и с опаской, на четвереньках, Ханна поползла к умирающей, повинуясь этому хрипу и протянутой руке, похожей на освежеванную звериную лапу. Голубой глаз, полный ужаса и боли, смотрел на нее из лишенной век глазницы. Дрожа от ужаса и отвращения, Ханна заставила себя склониться над девушкой, чтобы расслышать слова…
Но хрип оборвался, так и не став словами. Девушка была мертва.
На 64-м съезде Ханна покинула шоссе и переехала на хорошо знакомую ей второстепенную дорогу, ведущую к Маунт-хилл. Развязка в этом месте была огромной, широкой, она успешно объезжала брошенные машины и выбралась из лабиринта разъездов достаточно быстро.