На груди Гонсалеса снова ожил «уоки-токи».
– Готово, Васко! Приложил, как в тире.
– Пошли, – приказал Ханне Гонсалес, и побежал к дому, целясь из карабина в выбитые окна.
Но Ханна не выполнила приказ, а бросилась к телам девушек, лежащим на дороге, как будто бы могла успеть хоть что-то изменить…
Но изменять было уже нечего.
Некоторые из девушек еще шевелились, но это была агония – слишком серьезными и многочисленными были раны. И кровь… Столько крови Ханна не видела никогда в жизни. Она мгновенно выпачкалась в ней, переворачивая тела, пропиталась тяжелым солоноватым духом.
Марта так и лежала – навзничь, разбросав в стороны руки. Свитер набух на груди, красная бейсболка валялась в стороне, одна нога неловко подвернулась при падении, словно Марта исполняла какое-то сложное танцевальное па. Ханна села рядом с ней и сжала в ладони мертвую кисть девушки. Пальцы были тонкими и совсем детскими, а вот лицо суровым, и даже смерть не разгладила глубокую складку между бровями.
Девочка-воин.
Вторая рука Марты все еще сжимала карабин.
Ханна слышала удары своего сердца – гулкие, сильные. Сердце застряло в горле и каждая новая пульсация перекрывала ей дыхание, рот заполнила желчь и горечь на языке казалась нестерпимой. Но еще нестерпимей была ненависть, которой налилась каждая клетка тела. Ханна ощущала ее, как электричество во время грозы – всей кожей, каждым волоском.
Ненависть.
Она имела вес и химическую формулу. Она была материальна и пахла тяжело и солоно.
Ханна встала, вся покрытая чужой кровью. Кровь капала с кончиков ее пальцев, пропитала штаны и куртку, кровь растекалась по земле и пачкала листву. Ханна тяжело дышала, ей мешала застрявшая в горле злоба, горячая словно уголья, и колючая, как каштановая кожура.
Воздух уже не был так прозрачен, дым пожара вился между сосновыми стволами, закатные лучи натыкались на сизые мутные ленты и становились видимыми на несколько мгновений.
Снова начали свою перекличку испуганные птицы.
Васко и Бастиан тащили из дома извивающееся и вопящее тело в тлеющей куртке, и Ханна пошла к ним, сжимая мертвой хваткой рукоять пистолета. От прилившей к голове крови ее слегка покачивало, мир перед глазами слоился и подрагивал, рассыпаясь на пиксели, как видео при плохом сигнале.
Васко скорее не услышал, а почувствовал, как она подошла, оглянулся, глаза его на мгновение расширились, но он быстро взял себя в руки.
Перед ними на земле лежал здоровый парень лет шестнадцати-семнадцати, широкий в плечах, рослый, с мощными бедрами футболиста. Взрывная волна содрала с него часть одежды, осколки располосовали кожу вместе с тату, одну стопу развернуло на 180 градусов и физиономия была похожа на свиную отбивную, на которой по ошибке разместили два человеческих глаза, разбитый рот да бесформенную картошку носа.
Отбивная плевалась красным, скаля розовые осколки зубов, выла и материлась неразборчиво.
– Живой, тварь, – сказал Бастиан. – В плече дырка, да в заднице… и опалило чуток.
– Это хорошо, – процедил Васко, но голос его не предвещал ничего хорошего. – Это превосходно, что он живой… В заднице, говоришь, дырка?
Гонсалес врезал раненому ботинком по указанному месту, и Отбивная завыл, словно ему оторвало ноги.
– Больно? – спросил Васко, присев на корточки. – Правильно. Я и хочу, чтобы тебе, падаль, было больно. Очень.
Отбивная засучил здоровой ногой, загребая палые листья. Он очень хотел бы убежать, но со стопой, развернутой в обратную сторону, особо не побегаешь.
– Зачем ты их убил?
– Я… не… убивал…
– Вот его автомат, – сказал Марко и показал Васко «узи». – Валялся рядом с ним.
– Не убивал, значит… – протянул Гонсалес и ударил стволом своего карабина по сломанной лодыжке.
Футболист завизжал истошно, задергался, но получил прикладом по шее от Бастиана, и начал причитать, хлюпая расплющенным носом.
– Второй вопрос – откуда вы?
– Мы просто проходили мимо!
– Кажется, тебе надо вправить ногу…
Он истошного крика Отбивной Ханна на миг зажмурилась. Она и не подозревала, что чел может так кричать.
– Посмотри на меня, говнюк, – Васко говорил совершенно спокойно, но Ханна видела, что он кипит, едва не плавится от гнева. – Посмотри. На. Меня. Говнюк.
Отбивная поднял на Гонсалеса слезящиеся выпученные глаза.
– Я получу ответы на свои вопросы, даже если мне придется разорвать тебя на части. А я очень хочу разорвать тебя на части, поэтому можешь сначала не отвечать. Дай мне получить удовольствие…
– Васко! Ханна!
Ханна обернулась.
По дорожке, идущей от реки, шли водитель-пулеметчик Салли и радист, маленький (в прямом и переносном смысле, ему еще не было четырнадцати) китаец Чжен, ведя перед собой еще одного из непрошеных гостей.
– Ага, – сказал Васко за спиной Ханны. – Это мой… Я его, оказывается, не убил…
В отличие от Отбивной, этот пленник был невысок ростом, не тщедушен, но и не спортсмен.
Острое, похожее на лисью морду личико, забранные в хвост редковатые волосы. Пуля Васко перебила ему предплечье, и правая рука болталась обездвиженная, левое плечо было сломано или вывихнуто при взрыве.
– Последний, других не видели, – пояснил Чжен. – Там лодка у пристани. Катер с хорошим мотором.
– Катер на четверых, – добавил Салли. – Так что все в сборе, командир.
Васко неторопливо подошел к пленнику.