Она же повесила Сунь-Вынь и засунула ему в рот его отрезанный член?
Ну что ж… Он найдет способ ей ответить!
Убить ее сейчас было бы ошибкой. Есть много вещей, гораздо приятнее, чем убийство. Например, власть над ней. Пусть она приведет к лекарству. Пусть он заставит всех этих тварей, которые считают себя выше него, вынюхивать ее следы. А уж потом… Потом мы посмотрим, кто умнее и опытнее. Пусть все сдохнут первыми! Он останется. Он будет править, а она… Она будет служить ему. Он даже подарит ей бессмертие.
Он представил себе Белку. Голую. Сидящую на цепи. С выбитыми зубами, чтобы не кусалась. Представил, как он подходит к ней, а она дрожит от страха и смотрит на него снизу вверх подобострастно своими глазищами…
Бегун замычал от удовольствия.
Да, он точно знал, почему не выстрелил стразу. Труп ничего не почувствует, а он хотел, чтобы она почувствовала. Ради этого стоит стать бессмертным. Она не имела права его отвергать. Она отвергла его, и тогда он отдал смертоносный подарок брату. Но он вернет долг. Он обязательно вернет долг.
– Ну и?.. – спросил Сиплый из-под капюшона.
Эта его непонятная привычка постоянно закрывать лицо страшно нервировала окружающих и достала даже самого Косолапого, но шаман Тауна не считал нужным менять привычки. Он скрывался за плотной серой тканью и зимой, и летом, открывая выбритую голову только на жертвоприношениях. И тогда все племя видело его безбровую физиономию, гладкие розовые щеки, лишенные даже пушка, как у тинов, и горящие недобрым темным огнем глаза в обрамлении красных припухших век без единой ресницы. У шамана Тауна, согласно обычаю, не должно было быть волос. Вообще.
– Нашли ее?
Сиплого недаром называли Сиплым, голос его напоминал скрип несмазанных дверных петель, но с вариациями по тону.
Косолапый разочарованно покачал головой.
– Пока – нет. Но найдут. Айша привела с собой Грызуна. Он лучший из следопытов.
– Лучше, чем наши?
– Забери его Беспощадный… Да, он лучше. Он видит следы даже в воздухе. Я дал приказ смотрецам помогать ему.
Сиплый засмеялся неприятным визгливым смехом.
– А как же! Найдут… Только не для тебя.
Он порылся в глубокой фарфоровой миске кончиком ножа и, выудив из густой подливы кусок мяса, бросил его в капюшон и там что-то зачавкало, перемалывая лакомство.
– Красиво живешь, Косолапый, – просипел он, облизываясь. – Высоко, спокойно, сытно… Но – зря.
– Ты, вроде, тоже не голодаешь, – огрызнулся Косолапый, усаживаясь напротив шамана. – Кончай меня дроч. ть, найдут эту парковую, никуда не денется. Парковые тупые, не привыкли к большим городам…
– Эта привыкла… – возразил Сиплый.
– Моя проблема, – зло рявкнул Косолапый. – Я тебе сказал, кончай меня дроч. ть! Каждый чел в племени знает, что полагается за ее поимку. Они землю роют!
– Пусть берут живьем, – напомнил шаман. – Мертвая она не нужна.
Он прожевал мясо и негромко рыгнул.
– А если ее не найдут, то мы повесим Червяка на Жертвенной Башне. Прямо на доске Беспощадного. За ногу.
Он едва слышно зачмокал губами, словно высасывал мед из сот.
– И она сама придет, – добавил он.
– А если нет? – спросил Косолапый, поглаживая обрубок уха. – Я бы на ее месте не пришел.
– Тогда мы снимем его, отрубим пальцы и повесим на место. Она услышит его плач и пожалеет. Он будет орать и стонать, а мы – рубить его частями… и она захочет это прекратить. Ты не понимаешь. Ты – вэрриор. Она – герла.
– Герла… у нее даже бэбиков не было!
– Зато у нее есть сердце! – возразил Сиплый. – А у тебя нет. Она придет.
Он снова поковырялся ножом в казане.
– Хорошо ты живешь, Косолапый. Сытно, – повторил он.
Кусок мяса медленно перекочевал в рот шамана, в капюшоне снова зачавкало.
– В Тауне полно дичи, в домах не переводятся ништяки, герлы брюхаты, вэрриоры отважны и преданы… Ты же помнишь, кто дал тебе все это?
В словах шамана звучала угроза.
Косолапый перестал мять остатки уха и внимательно посмотрел на Сиплого.
– Беспощадный, – сказал он несмело.
– Кому ты обязан всем, что имеешь?
– Беспощадному.
– Ты же не хочешь, чтобы он разгневался?
– Конечно же не хочу, – фыркнул вождь. – Не тяни, Сиплый, и не пугай! Куда ты клонишь?
– Лекарство, которое все разыскивают, убьет Беспощадного, – просипел шаман и длинной струей сплюнул в сторону. – И челы станут взрослыми, и герлы, и киды, и даже бэбики когда-нибудь станут взрослыми людьми… И мы с тобой станем обычными челами, как все хантеры или вэрриоры, если нас не убьют до того. Зачем нам лекарство, Косолапый? Если Беспощадный умрет, мы станем как все! Ты не сможешь править, мои жертвы будут никому не нужны! Мы будем сами добывать себе пищу. Зачем нам другая жизнь, Косолапый? Тебе плохо в этой?
– Я думаю… – протянул тот.
Шаман внезапно отбросил капюшон, и Косолапый, давно привыкший к его внешности, едва не блеванул от вида бородавчатого розового шара, украшенного круглыми воспаленными глазами, показавшегося на свет – так это было неожиданно. Сиплый захлопал красными веками и показал мелкие подгнившие зубки – еще чуть-чуть и клацнул бы ими, как вольфодог, но на самом деле это было улыбкой. Во всяком случае, Сиплый так полагал.
– А ты не думай… Хочешь быть обычным челом, чиф?
Косолапый покачал головой.